Белый ваучер

[arthorse]

    
Начало здесь: http://arthorse.livejournal.com/405754.html
 Соседский кот Ваучер частенько приходил к Маше на балкон, где уютно располагался на табуретке. Это единственное место, где по утрам бывало солнце, потом оно уходило на другую сторону дома. Белый, с разными глазами он был диковат, хозяйка давно махнула рукой на его неопрятный вид. Мыться он не давался ни под каким видом. Напротив, всё время норовил влезть в самые пыльные и грязные места. Так что белым его можно было назвать очень условно.
У Маши собралось множество набросков Ваучера. Нарисовав картину в карандаше, она начала прописывать отношения цветов: синий ковёр к грязно-серому боку Ваучера, который неожиданно приобрёл розовый оттенок. Маша привыкла доверять своим ощущениям цвета, и бесстрашно смешивала краски, получая удивительные оттенки, которые все вместе смотрелись довольно гармонично.
           Ваучер спал на боку, подложив лапу под голову, время от времени настороженно приоткрывая глаза и шевеля ушами.
Если нарисовать эту позу как есть, то одной лапы не будет видно, поэтому Маша чуть изменила рисунок, немного погрешив против анатомии, но прибавив выразительности.
Работалось легко. Мама с утра ушла в поле. Рядом с их многоэтажкой на краю Москвы была брошенная стройка. Там всё заросло бурьяном, и мама собирала попадающиеся цветочки, травки и делала из них маленькие  букетики, которые продавала по вечерам у метро. Посуду ей продавать было трудно - врачи запретили поднимать тяжести.
Обычно Маша работала над картиной месяц: две недели собственно живопись и две недели между сеансами: покрыть лаком, дать высохнуть и ещё раз покрыть.
            Вот и с «Ваучером» так же. Пока просыхал первый слой, она стала собирать свои старые картины, подкрасила поцарапанные рамки, подобрала картонки, чтобы проложить между рамами, нашла огромную клеёнчатую сумку.
В ближайшую субботу Маша отправилась в Измайлово. Она много слышала об этом месте, даже видела по телевизору, как художники продают картины на аллеях этого парка. До места добиралась почти два часа. Из Шипилово на автобусе, потом на метро с пересадкой и ещё минут пятнадцать тащилась до главного входа. Да там и остановилась, не в силах отвести взгляд от такого изобилия картин в одном месте. Куда там музеям, где картины просторно висят на стенах - здесь просто не было живого места: картины висели на стволах деревьев, прикрученные проволокой, на сетках между деревьями, на редких скамейках, просто лежали на земле… Тяжело вздохнув, Маша  пошла дальше, искать свободное местечко. Идти пришлось довольно долго. К счастью, поток гуляющей публики не уменьшался даже так далеко от входа.
На небольшой тропинке, немного в стороне от главной аллеи, она вытащила свои картины, наломала прутиков и устроила, прислонив к ним, свою экспозицию.
            Рядом с ней сидел на пеньке художник с развешанными графическими листами необыкновенной красоты. Они сразу познакомились, Олег давно занимался каллиграфией. Маша впервые услышала это слово. На листах тушью и пером были изображены разрушенные церкви, а вместо рамки по периметру шла вязь из церковнославянских букв. Каждая работа оформлялась отрывком из Евангелия. Но если бы Олег не сказал, она бы и не пыталась читать эти тексты - так они были похожи просто на красивый орнамент. Гуляющая публика останавливалась, рассматривая картины, потом лениво двигалась дальше. Иногда кто-нибудь брал в руки картину, спрашивал цену и обещал подойти попозже. Только никто никогда не возвращался.
            Набежали тучи, потемнело. Олег стал собирать свои листы, развешанные на верёвках как бельё. Подбежала его дочка, которая бегала по парку, продавая за гроши свои маленькие рисуночки.
- Что смотришь? Убирай картины, сейчас дождь пойдет!
Маша торопливо стала укладывать картины в сумку.
- Что, сегодня больше не будем торговать? - почти со слезами спросила Маша.
- А ты думаешь, ради высокого искусства люди будут под дождём искать шедевры? На сегодня всё. Не повезло. Пошли к выходу.
-  Давай сумку, а ты возьми мою, она полегче - предложил Олег.
По дороге Маша узнала, что Олег живёт в том же районе, что и она, на соседней улице. Это её очень обрадовало: есть у кого спросить про тонкости торговли, о спросе на картины.
Она и впрямь многое узнала, возвращаясь с Олегом.
- Слушай, - вдруг сказал Олег, когда они подходили к её подъезду, – у меня дома нечего есть, может, покормишь чем-нибудь? Хоть дочку, я-то потерплю.
- Конечно, заходите, сейчас что-нибудь приготовлю, – засуетилась Маша. Уж бутерброды с маслом и сахарным песком можно быстро приготовить. С чаем, всё еда…
Они вошли в квартиру, пока складывали сумки, снимали ботинки, шустрая девчонка забежала в комнату. Когда вошла Маша, то увидела на столе пустую вазочку и счастливую перемазанную девочку, доедающую эклер. На столе лежала мамина записка: «Сегодня удачно продала все букетики, это нам к ужину, я в кино».
Ну что тут скажешь… Маша незаметно смяла записку и предложила новым знакомым помыть руки.
Бедная голодная девочка, - думала она, посыпая зелёным луком скворчащую глазунью.
Олег набросился на яичницу, Маша тоже, а Анжелка пила сладкий чай с бутербродом.
Олег рассказал, что у него было четыре жены.
- Две официальные, и две гражданские. И четыре ребёнка. Двое в детском доме, а вот Анжелу мне первая жена на месяц подкинула. Способная девка! И ты, кстати, тоже интересные вещи рисуешь, то, что надо «пиплу», - он незаметно перешел на «ты».
- Раньше картины могли продавать только члены Союза Художников, а фиг туда вступишь, если рисуешь церкви или котиков, как ты. Надо было рисовать идейные картины, победы социализма… Ненавижу всё это! Ещё бы немного, и меня посадили бы за тунеядство.
- Как это нигде не работаю! – возмущался Олег. Сколько афиш нарисовал! Жить на что-то надо! Ну не на завод же идти?
            А теперь даже заказы бывают, хотя раз на раз не приходится. Вот сегодня мы «по нулям». Завтра пораньше приезжай, местечко получше найдём. Ты мне позвони, чтобы я проснулся. – Олег нацарапал телефон на краю газеты. – Я ведь больше по ночам рисую, вставать утром тяжело.
Не успела Маша проводить гостей, как вернулась мама из кино. Конечно, она обиделась, увидев следы «пиршества». И Маше досталось. Мама столько наговорила, не хотела слушать дочь и, в конце концов, расплакалась. За разговорами и утешениями прошло полночи, а рано утром, в пять часов сонная художница стояла на остановке автобуса. До Олега она не смогла дозвониться…