— Задача простая, — сказал Вовчик. — Напиши мне русскую идею размером примерно страниц на пять. И короткую версию на страницу. Чтоб чисто реально было изложено, без зауми. И чтобы я любого импортного пидора — бизнесмена там, певицу или кого угодно — мог по ней развести. Чтоб они не думали, что мы тут в России просто денег украли и стальную дверь поставили. Чтобы такую духовность чувствовали, бляди, как в сорок пятом под Сталинградом, понял?..

Пелевин, «Generation P»

Как-то тихо, незаметно, без пафоса и фанфар сформировалась и сформулировалась сама собой национальная русская идея. Без всякого специального усилия, просто время пришло. Как и подобает настоящей идее, она естественным образом взросла в головах населения и теперь постепенно кристаллизуется в политическом дискурсе, как внутреннем, так и внешнем. Мне не приходило в голову об этом писать, поскольку я полагал сей факт само собой разумеющимся. Однако же, недавно случайно выяснил, что это не так. Похоже, в некоторые вещи надо все же ткнуть пальцем и назвать их по имени — тогда они вдруг проявляются, как ушастые силуэты на картинке «найди трех зайцев» — и после уже непонятно, как ты мог их не видеть в этом переплетении линий.

Национальная идея — это многогранное понятие, в философии определяемое как систематизированное обобщение национального самосознания. Национальная идея определяет смысл существования того или иного народа, этноса или нации. Переводя на обычный язык — это некая общественная самоидентификация этноса, соотнесенная также с его ролью в мировом сообществе.

Вполне закономерно, что первыми новую национальную русскую идею заметили и сформулировали на Западе — для этого в первую очередь требуется некоторая дистанция. Поэтому в данный момент в пространстве западной политики и западных СМИ есть достаточно четкое понимание «консервативного поворота», совершаемого Россией, и формулирование российской внешней и внутренней политики как политики «традиционного консерватизма». У России впервые в постперестроечные времена вновь появляется собственная идеологическая ниша — «страны, защищающей традиционные моральные ценности».

Тут следует пояснить, вероятно, что имеется в виду, поскольку в данный момент под словом «консерватизм» стали понимать уже вообще черт-те что. Однако тот консерватизм, который имею в виду я, — это идеология защиты свободы всемирного большинства, идеология, являющаяся отчасти продолжением классического либерализма XVIII-XIX веков.

Консерватизм в данном контексте — это, в первую очередь, упор на сохранение традиционных моральных ценностей (ТМЦ). Это можно понимать, разумеется, сотней разных способов, но есть четкие и характерные маркеры ТМЦ как государственной идеи. Это политика укрепления семьи как социального института, это противодействие гей-пропаганде и гей-лоббизму, выражающееся в определении брака строго как союза между мужчиной и женщиной и запрете усыновления детей однополыми парами, это ограничение (законодательное или путем активной антипропаганды) права на аборты, это противодействие радикальному феминизму и феминизации социума, это поддержка христианской религии как источника этики, это поддержка прав большинства как естественной опоры стабильности.

Вторая особенность консерватизма как национальной идеи — приоритет защиты национально-политической автономии и суверенитета в противовес тенденциям глобализации. Это и сохранение национальной идентичности в культурном поле, и всемерная поддержка независимой политики своего государства в противовес идеям сателлитизма и вассального следования, принятых сейчас в «условно западном» мире. Отсюда вытекает принцип экономического национализма и протекционизма, что означает государственное вмешательство в экономику и политику защиты внутреннего рынка от поглощения рынком глобальным.

Третья особенность — противостояние доминирующим тенденциям социального развития современного Запада, понимаемым как насаждение либеральными элитами постхристианских ценностей в обществе, и «диктату меньшинства» — демонстративному покровительству меньшинствам с целью уменьшения политического влияния традиционного большинства. В противовес этому принимается сохранение и сбережение универсальных традиционных ценностей христианской культуры как источника этического стандарта для общества.

Четвертая особенность — приверженность так называемой стратегии «медленного развития» и «управляемого прогресса», в противовес господствующей на Западе тенденции ускорения социальных изменений, принудительного переформатирования социумов и прогрессу через «управляемый хаос». Это концепция поступательного развития общества без попыток переделки социума и индивида в соответствии с идеями социальной инженерии. Историческим примером такой стратегии считается период между окончанием Наполеоновских войн (1815) и началом Первой мировой войны (1914) — мирное время с уникальным развитием экономики и науки под протекторатом консервативных правительств.

На данный момент в мире эта идеологическая ниша пустует. Идеология неолиберального консенсуса, принятая на Западе как абсолютный непререкаемый догмат, отличается крайней жесткостью и негибкостью, с одной стороны порождающей множество конфликтов при столкновении с реальной жизнью, а с другой — заставляющей западных «консерваторов» заимствовать неолиберальную риторику и, в конечном итоге, (частично или полностью) неолиберальную позицию. Поэтому насильственная маргинализация традиционного консервативного дискурса в западной идеологии порождает запрос на «оплот традиционного большинства» — на эту роль сейчас и претендует Россия. Если вы американский рэднек или каталонский винодел, и вам не нравятся гей-парады, глобализация, высокие налоги, радикальный феминизм, экотерроризм и этно-расовая толерантность — Кремль ваш маяк! Отчасти с этим связана популярность Путина среди западных консерваторов — популярность, растущая вопреки мощной идеологической накачке западного общества русофобией. Западные консерваторы вынуждены искать сильного лидера, способного в глобальном масштабе выступать против натиска либералов с их постхристианской идеологией, и воспринимают как такового именно Путина. По их мнению, благодаря политике Путина Россия возвращается к своей традиционной роли мирового консервативного центра влияния, которую она играла в мировом сообществе в конце XIX — начале XX веков.

Так, кампания по дискредитации Олимпиады в Сочи (которую можно считать первой серьезной волной нового формирования активного антироссийского дискурса в современном политическом раскладе) в значительной степени была направлена именно на недопущение той консервативной альтернативы, которую Россия стала предлагать в мировом идеологическом пространстве. Этот дискурс долгое время (после поражения СССР в холодной войне и уничтожения его как центра альтернативного мирового влияния) был однополярным, неолиберально-прогрессистским. Доминирующие либеральные элиты за счет контроля над СМИ, системой образования, массовой культурой и крупными банками, успешно внедрили постхристианскую моральную повестку в качестве безальтернативной, единственно допустимой в социуме, безусловной ценности. Любая дискуссия, подвергающая сомнению идеи социал-прогрессизма (толерантность, феминизм, экологизм, права меньшинств, демократия в ее западном понимании и т.д.), автоматически выводится в поле «маргинальных идей» и неофициально, но однозначно, получает ярлык «неприемлемой для обсуждения». Это изменяет социум к явной невыгоде большинства, и существенная часть общества это осознает. Поэтому, несмотря на мощный идеологический прессинг неолиберальных элит, практически монопольно владеющих медиаресурсами Запада, Россия пользуется определенной поддержкой среди тех сил, которые тяготеют к классическому консерватизму с его идеей защиты естественных прав большинства.

Таким образом, резюмируя, в России сформировалась полноценная национальная идея, позиционирующая ее определённым образом в мировом идеологическом пространстве и являющаяся концептуально декларированной основой внутренней политики. Это позиция социума, вставшего на защиту консерватизма, христианской этики, традиционных моральных ценностей и естественных прав большинства. Она имеет глубокую поддержку в российском обществе, она признается таковой мировым сообществом, и, главное, является источником позитивной самоидентификации российского мультинационального этноса. Соответственно, отвечает всем требованиям национальной идеи.

Все так долго ждали ее появления — так вот она. Нравится она вам или нет, но с ней теперь жить.

Оригинал этой записи на http://semiurg.ru/2014-09-23/natsionalnaya-ideya-kak-svershivshiysya-fakt/

«В настоящее время цивилизованный народ, с интеллектуальной точки зрения, можно рассматривать, как своего рода пирамиду со ступенями, основание которой занято темными массами населения, средние ступени - образованными слоями и высшие ступени, т.е. вершина пирамиды, - всем небольшим отбором ученых, изобретателей, артистов, писателей, очень ничтожной группой в сравнении с остальной частью населения, но которая одна определяет уровень страны на шкале цивилизации. Достаточно бы было им исчезнуть, чтобы увидеть, как одновременно исчезло бы и все то, что составляет величие нации.

"Если бы Франция, - пишет Сен-Симон, - вдруг потеряла своих пятьдесят первых ученых, своих пятьдесят первых артистов, своих пятьдесят первых фабрикантов, своих пятьдесят первых агрономов, то нация стала бы телом без души, она была бы обезглавлена. Но если бы ей пришлось, напротив, потерять весь свой служебный персонал, то это событие опечалило бы французов, потому что они добры, но для страны от этого был бы очень небольшой ущерб".